Кольцо Всевластия

Кольцо ВсевластияКольцо Всевластия — величайшее из Колец Власти, называемое также Единым Кольцом. Оно было выковано во Вторую эпоху Средиземья Сауроном втайне от эльфийских кузнецов, вместе с которыми он трудился.

«Надо тебе сказать, Фродо, что смертные, которым доверено владеть Великими Кольцами, не умирают, но и не живут по-настоящему: они просто тянут лямку жизни — без веселья, без радости, пока каждая минута не станет для них тягостной. И если смертный часто надевает такое Кольцо Всевластия, чтоб стать невидимкой, то он тает или, как говорят Мудрые, развоплощается, превращается в невидимку навсегда и блуждает в сумерках, зримый только глазу Властелина Колец. Да, раньше или позже — позже, если он сильный и начинает с благих намерений, но ни силе, ни стремлению к добру не устоять,— ему суждено превратиться в прислужника тёмных сил, над которыми царит Чёрный Властелин.

— Ужас какой! — сказал Фродо.

И они надолго замолчали. Только садовые ножницы Сэма Скромби щёлкали за окном.

— И давно ты это знаешь? — спросил наконец Фродо.— А Бильбо знал?

— Бильбо знал ровно столько, сколько тебе сказал,— отвечал Гэндальф.— Иначе он не оставил бы тебе такое опасное наследство. Даже и на меня бы не понадеялся. Он думал, что Кольцо Всевластия очень красивое и всегда может пригодиться; а если с ним самим что-то не так, то Кольцо Всевластия тут не при чём. Он говорил, что Кольцо Всевластия у него из головы не идёт и всё время его тревожит; но дело-то, думал он, не в кольце. Хотя и понял: за ним надо приглядывать, оно бывает меньше и больше, тяжелее и легче, а может вдруг соскользнуть с пальца, хотя только что сидело очень плотно.

— Да, это он мне написал,— сказал Фродо.— И оно у меня всегда на цепочке.

— Весьма разумно,— заметил Гэндальф.— А свою долгую жизнь Бильбо с Кольцом Всевластия не связывал. Он думал, что у него просто судьба долгожителя, и очень этим гордился. А жил в тревоге и безотчётном страхе. «Я стал тонкий и какой-то прозрачный»,— пожаловался он мне однажды. Ещё немного — и Кольцо Всевластия взяло бы своё.

— Да ты мне скажи, ты это давно знаешь? — снова спросил Фродо.

— Знаю? — переспросил Гэндальф.— Я, Фродо, знаю много такого, что ведомо лишь Мудрым. Но если ты спрашиваешь про это Кольцо Всевластия, то я, можно сказать, до сих пор ещё не знаю. Осталась последняя проба. Но догадка моя верна, тут я уверен...

А когда меня впервые осенило? — Гэндальф задумался.— Погоди-ка... да, в тот самый год, когда Совет Светлых Сил очистил Лихолесье — как раз перед Битвой Пяти Воинств. Правильно, когда Бильбо нашёл Кольцо Всевластия. Мне вдруг стало тревожно, но я не знал почему. Меня удивляло, как же это Горлум завладел одним из Великих Колец; а что одним из Великих, это было ясно. Да и Бильбо вдруг начал врать про «выигрыш»... Потом-то, когда я добился от него правды, я понял — тут, впрочем, и понимать было нечего,— что он просто хотел доказать своё неоспоримое право на Кольцо Всевластия: Горлум, дескать, получил его в «подарочек на день рождения», а Бильбо выиграл «в честной игре». Ложь ко лжи,— да ещё такая похожая,— конечно, я забеспокоился. Видно, Кольцо Всевластия заставляет врать и подсказывает враньё. Тут я впервые понял, что дело совсем нешуточное, и сказал Бильбо, что подобными кольцами лучше не пользоваться, но он не послушался и даже рассердился на меня. Что было делать? Я не мог отобрать у него Кольцо Всевластия, не причинив большего вреда, да и по какому праву? Оставалось лишь следить и ждать. Пожалуй, надо было посоветоваться с Саруманом Белым, но что-то меня постоянно удерживало.

— Кто это? — спросил Фродо.— В жизни о нём не слышал.

— Откуда же тебе,— улыбнулся Гэндальф.— Ему до хоббитов дела нет — или не было. Он великий мудрец, первый среди магов, глава Совета. Много сокровенного открыто ему, но он возгордился своим знанием и вознёсся над всеми. С давних пор углубился он в тайны младших и великих эльфийских колец, проницая сумрак забвения и отыскивая утраченный секрет их изготовления; и когда речь о них зашла на Совете, слова его развеяли мою тревогу. Я отринул подозрения — но не расстался с ними. И по-прежнему следил и выжидал.

С Бильбо всё было вроде бы в порядке. Шли годы. Шли и шли, словно бы не задевая его. Бильбо не старел. И подозренье вновь овладело мною. Но я сказал себе: «Он наследовал долгую жизнь с материнской стороны. Не такие уж древние его годы. Подождём!»

Я ждал и бездействовал до прощального вечера Бильбо. Тогда он заговорил и повёл себя так, что во мне ожили все тревоги, убаюканные Саруманом. Я понял, что тут зияет мрачная тайна. И потратил долгие годы, разгадывая её.

— Но ведь ничего страшного не случилось? — испуганно спросил Фродо.— Со временем-то он придёт в себя? Успокоится?

— Ему сразу стало легче, как только он избавился от кольца,— отвечал Гэндальф.— Однако над Кольцами властвует лишь одна Сила, и есть лишь Один, которому всё известно про Кольца и про то, чем они грозят своим владельцам, даже временным. Правда, насколько мне известно, нет в мире Силы, которая знала бы всё про хоббитов. Из Мудрецов изучал их пока один я, и сколько изучал, столько изумлялся. То они мягче масла, то вдруг жёстче старых древесных корней. По-моему, некоторые из них даже могут противиться Кольцам гораздо дольше, чем способен поверить Совет Мудрых. Так что, пожалуй, за Бильбо ты не волнуйся.

Он, конечно, владел Кольцом Всевластия много лет и много раз надевал его, потому пройдёт немало времени, прежде чем оно перестанет влиять на него, если, к примеру, опять попадётся ему на глаза. А так он проживёт без него в мире и покое очень долго, таким, каким был, когда расстался с ним. Расстался же он с ним по собственной воле, вот что самое главное. Нет, за Бильбо я спокоен — с тех пор, как он ушёл, оставив Кольцо Всевластия. Теперь я отвечаю за тебя.

С тех пор, как ушёл Бильбо, я очень беспокоюсь и за тебя, и за всех вас,— милых, бестолковых, беззащитных хоббитов. Это будет большая потеря для мира, если мрак поглотит Шир, если все ваши потешные олухи — Бобберы, Дудстоны, Булкинсы, Толстобрюхлы и прочие, не говоря уж о чудесных чудаках Торбинсах, попадут в рабство к Чёрному Властелину.

Фродо поёжился.

— С чего бы это? — спросил он.— Зачем ему такие рабы?

— По правде говоря,— ответил Гэндальф.— полагаю, что доныне хоббиты ему и на ум не приходили,— доныне, заметь! Скажи за это спасибо своей судьбе. Но отныне Хоббитания в опасности. Вы ему не нужны — у него масса более полезных слуг, но теперь он вас не забудет. А хоббиты в качестве несчастных рабов ему приятнее, чем хоббиты весёлые и свободные. Ибо существуют такие вещи, как злоба и месть.

— Месть? — удивился Фродо.— А за что же мстить? Ну, хоть убей, не понимаю, при чём тут Бильбо, я и наше Кольцо Всевластия.

— При всём, — сказал Гэндальф.— Ты ещё не понимаешь настоящей опасности, но сейчас поймёшь. Я и сам толком её не понимал, когда был здесь прошлый раз, однако пришло время всё рассказать. Дай-ка мне на минутку Кольцо Всевластия.

Фродо вынул Кольцо Всевластия из брючного кармана и, сняв его с цепочки, прикреплённой к поясу, нехотя подал магу. Кольцо Всевластия оттягивало руку, словно оно — или сам Фродо, или оба вместе — почему-то не хотели, чтобы его коснулся Гэндальф.

Маг осторожно принял Кольцо Всевластия. Оно было из чистого червонного золота.

— Ты видишь на нём какие-нибудь знаки? — спросил Гэндальф.

— Никаких,— ответил Фродо,— на нём нет ни царапины, его словно никто никогда не носил.

— Так смотри!

И к удивлению, если не к ужасу Фродо, маг вдруг швырнул Кольцо Всевластия в огонь. Фродо вскрикнул и схватил щипцы, но Гэндальф удержал его.

— Подожди! — повелительно сказал он, метнув на Фродо суровый взгляд из-под лохматых бровей.

Кольцо Всевластия не плавилось. Вскоре Гэндальф поднялся, закрыл ставни и задёрнул шторы. Тихая комната помрачнела, и только щёлканье ножниц Сэма, теперь уже ближе к окнам, всё ещё доносилось из сада. Маг пристально смотрел в огонь; потом нагнулся, ухватил Кольцо Всевластия щипцами, ловко вынул его из угольев и сразу же взял в руку. Фродо ахнул.

— Оно холодное,— объявил Гэндальф.— Возьми!

Ладонь Фродо дрогнула под неожиданной тяжестью.

— Возьми пальцами! — приказал Гэндальф.— И посмотри!

Фродо взял и увидел тонкую, тончайшую резьбу изнутри и снаружи Кольца. Оно было словно испещрено легким огнём, ярким, но каким-то туманным, проступавшим из глубины.

Надпись на Кольце Всевластия

— Мне непонятны эти огненные буквы,— сказал Фродо дрожащим голосом.

— Тебе непонятны,— откликнулся Гэндальф,— зато мне понятны. Старинные руны эльфов, а язык мордорский. Я не хочу, чтобы он звучал здесь. На всеобщий язык надпись можно перевести так:

«Кольцо Всевластия — чтоб найти их, Кольцо Всевластия — чтоб свести их

И силой Всевластия вместе сковать их»

Это две строки из памятного одним эльфам стихотворного заклинания: 

  • Три кольца — владыкам эльфов под небесами,
  • Семь — царям гномов в дворцах под горами,
  • Девять — для смертных людей, обреченных тленью,
  • Одно — Властелину Мордора
  • На чёрном троне под тенью.
  • Кольцо Всевластия — чтоб найти их, Кольцо Всевластия — чтоб свести их
  • И силой Всевластия вместе сковать их
  • В ночи Мордора под тенью. 

Гэндальф помолчал, затем глубоко вздохнул и проговорил:

— Твоё Кольцо — Кольцо Всевластия, которому покорны остальные девятнадцать. Кольцо Всевластия, утраченное много лет назад в ущерб власти Врага. Оно нужно ему больше всего на свете — и он не должен его получить!

Фродо сидел молча и неподвижно, сжавшись от страха, словно его окутала холодом и тьмою чёрная туча с Востока.

— Так это — Вражье Кольцо Всевластия? — пролепетал он.— Да как же, да зачем же оно ко мне попало?

— А! — сказал Гэндальф.— Это очень долгая история. Началась она в те Чёрные Лета, память о которых хранят лишь знатоки преданий. Если рассказывать сначала, мы с тобою до осени тут просидим...

Вчера я говорил тебе о Сауроне Великом, Чёрном Властелине. Твоих ушей достигли верные слухи: он воспрянул, покинул свои владения в Лихолесье и перебрался в Мордор, в Чёрную крепость, свою древнюю твердыню. Слово «Мордор» тебе знакомо: оно то и дело чернеет даже в хоббитских летописях, источая страх и мрак. Да, снова и снова — разгром, затишье, но потом Тьма меняет обличье и опять разрастается.

— Хоть бы при мне-то этого не было,— сказал Фродо.

— И мне хотелось бы того же,— отозвался Гэндальф.— Как и всем, кому выпало жить в подобные времена. Все-то всегда говорили: хоть бы не при нас. Но выбирать нам не дано. Всё, что мы можем, это решить, как быть с отпущенным нам временем. А над нашим временем, Фродо, собирается большая гроза. Враг быстро набирает силы. Его замыслы зреют, пусть даже пока они далеки от созревания. И нам придётся туго. Нам обязательно пришлось бы очень туго, не возникни этот опасный шанс.

Враг силён, но чтобы сломить всякий отпор, сокрушить последние оплоты и затопить Средиземье Тьмою, ему недостает одного — Кольца Всевластия.

Три прекраснейшие Кольца владыки эльфов укрыли от него: рука его их не коснулась и не осквернила. Семь Колец было у царей гномов: три он добыл, остальные истребили драконы. Девять он роздал смертным людям, величавым и гордым, чтобы поработить их. Давным-давно покорились они Одному и превратились в призраков Кольца, стали тенями его великой Тени, его самыми ужасными слугами. Давным-давно, очень давно не видывали на земле Девятерых. Но кто знает? Мрак опять разрастается; возможно, появятся и они, исчадия мрака... А впрочем, не будем говорить о них даже сейчас, в милой Хоббитании, ярким утром.

Да, нынче так: Девять Колец у его подручных, и те из Семи, которые уцелели, хранятся в Мордоре. Три покамест укрыты, но что ему до них! Ему нужно Кольцо Всевластия: он выковал его, это его Кольцо Всевластия, в него вложена часть его древней силы — и немало её ушло, чтобы спаять Кольца в чёрную цепь. Если это Кольцо Всевластия найдётся, он опять сможет повелевать всеми остальными, и даже Три эльфийские будут ему подвластны: всё, сделанное с их помощью, падёт, и сила его станет необоримой.

В этом-то и состоит наш опасный шанс, Фродо. Саурон думал, что Кольца Всевластия больше нет, что эльфы его уничтожили, как и следовало сделать. А теперь он знает, что оно цело, что оно нашлось, и сам ищет его, ищет, преклонив свою мысль сюда, на поиск. Такова его великая надежда и великий страх.

— Да почему, почему же его не расплавили?! — возопил Фродо.— И как это Враг лишился его, если он такой могучий, а оно ему так дорого? — Он сжимал Кольцо Всевластия в руке, словно к нему уже тянулись чёрные пальцы.

— Оно было отнято у него в давние годы,— сказал Гэндальф.— Велика была сила эльфов, и люди тогда ещё были заодно с ними. Да, люди Запада поддержали их. Не худо бы нам припомнить эту главу древней истории: тогда было и горе, и мрак надвигался, но против них воздвиглась великая доблесть, и тогдашние подвиги не пропали даром. Однажды я, быть может, расскажу тебе эту повесть, или ты услышишь её полностью от того, кто знает её лучше меня.

А пока, чтоб ты понял, как Кольцо Всевластия очутилось у тебя, я передам её вкратце... Властелин эльфов Гил-галад и Элендил с Заокраинного Запада ниспровергли мощь Саурона, но и сами пали в борьбе. Сын Элендила, Исилдур, сорвал Кольцо Всевластия с руки Саурона и оставил его у себя. И Саурон развоплотился и блуждал бесформенным духом долгие годы, пока тень его не оформилась снова в Лихолесье.

Но Кольцо Всевластия исчезло. Оно упало в Великую Реку, Андуин, и так было утрачено. Ибо Исилдур, двигаясь к северу вдоль восточного берега реки, попал близ Ирисной низины в засаду, устроенную горными орками, и почти все его люди были перебиты. Сам он бросился в воду, но, пока плыл, Кольцо Всевластия соскользнуло с его пальца. Тут орки увидели его и расстреляли из луков.

Гэндальф примолк.

— И там, в тёмных омутах в центре Ирисной низины,— продолжил он,— Кольцо Всевластия и лежало, позабытое даже преданиями, и именно потому так мало известно о нём теперь, и даже Совет Мудрых не смог открыть большего. Однако я, кажется, всё-таки докопался до продолжения этой истории.

Много лет спустя, но всё же в глубокой древности, в Глухоманье, на берегу Великой Реки, Андуина, жил искусный и тихий народец. Думаю, их род был сродни голованам, предкам отцов брендидуинских хоббитов, ибо они любили Реку и часто плавали в ней, а ещё плели маленькие лодочки из тростника. Была среди них одна почтенная семья, большая и зажиточная; а главенствовала в ней суровая и приверженная древним обычаям бабушка, настоящий матриарх. Самый ловкий и пытливый из этой семьи звался Смеагорлом. Всё ему надо было знать: он нырял в омуты, подкапывался под зелёные холмы, добирался до корней деревьев, но не поднимал глаз к вершинам гор, древесным кронам и цветам, раскрытым в небеса: взгляд его был прикован к земле.

Был у него приятель по имени Деагорл, такой же остроглазый, но не такой сильный и шустрый. Однажды они отправились на лодке вниз, к Ирисной низине, и заплыли в заросли лиловых ирисов да пышных камышей. Смеагорл выпрыгнул из лодки и пошёл рыскать по берегу, а Деагорл удил, оставшись в лодке. Вдруг клюнула большая рыба и рывком стащила его за собою под воду на самое дно. Заметив в иле что-то блестящее, он выпустил леску, задержал дыхание и черпнул горстью.

Вынырнул он с водорослями в волосах и пригоршней ила в руке, отдышался и поплыл к берегу. С берега окунул руку в воду, обмыл грязь — и смотри пожалуйста! — на ладони у него осталось прекрасное золотое Кольцо Всевластия: оно дивно сверкало на солнце, и Деагорл пялился на него во все глаза. Сзади неслышно подошёл Смеагорл.

— Отдай-ка его нам, миленький Деагорл,— сказал Смеагорл, заглядывая через плечо приятеля.

— Это почему же? — удивился Деагорл.

— А потому что у нас, миленький, сегодня день рождения, и мы хотим его в подарочек,— отвечал Смеагорл.

— Ишь какой,— сказал Деагорл.— Был тебе уже от меня сегодня подарочек, небось не пожалуешься. А это я для себя нашёл.

— Да как же, миленький, да что ты, да неужели же? — проворковал Смеагорл, вцепился Деагорлу в горло и задушил его: Кольцо Всевластия было такое чудное и яркое. Затем он надел его на палец.

Никто не узнал, что случилось с Деагорлом,— он принял смерть далеко от дома, и тело его было хитро запрятано. А Смеагорл вернулся один и обнаружил, что никто из родных не может видеть его, пока у него на пальце Кольцо Всевластия. Ему очень понравилось исчезать: мало ли что можно было эдак натворить, и он много чего натворил. Он стал подслушивать, подглядывать и пакостничать. Кольцо Всевластия наделило его мелким всевластием: тем, какое было ему по мерке. Неудивительно, что родня чуралась его (когда он был видим), близкие отшатнулись. Его пинали, а он кусал обидчиков за ноги. Он привык и наловчился воровать, он ходил и бормотал себе под нос, а в горле у него клокотало: горлум, горлум, горлум... За это его и прозвали: Горлум. Всем он был гадок, и все его гнали; а бабушка и вовсе, желая мира, исключила его из членов семьи и запретила возвращаться в нору.

Так и бродил он в одиночестве, жалуясь на жестокость мира и постепенно поднимаясь вверх по течению Великой Реки , пока не наткнулся на текущий с гор поток и не свернул к нему. Невидимыми пальцами ловил он в глубоких заводях речную рыбу и ел её живьём. Однажды было очень жарко, он склонился над омутом, ему жгло затылок, а вода нестерпимо блестела. Ему было странно это: он совсем позабыл, что на свете есть солнце. А когда вспомнил, поднял кулак и погрозил ему.

Потом он глаза опустил и увидел далёкие вершины Мглистых Гор, давших начало потоку. И вдруг подумал: «Ах, как прохладно и темно под этими скалами! Солнце не будет на меня там глазеть. Горы тоже пускают корни, и у корней этих погребены тайны, неведомые с начала врёмен, которые буду знать только я».

Ночной порою он поднялся в горы, нашёл пещеру, из которой сочился тёмный поток, и червём заполз в каменную глубь, надолго исчезнув с лица земли. И Кольцо Всевластия вместе с Горлумом поглотила первозданная тьма, так что даже тот, кто его выковал, когда стал вновь набирать силу, не смог ничего узнать о нём.

— Подожди, ты сказал Горлум? — вскричал Фродо.— Как Горлум? Это что, та самая тварь, на которую наткнулся Бильбо? Как всё это мерзко!

— По мне, это не мерзко, а горько,— возразил маг,— ведь такое могло бы случиться и с другими, даже кое с кем из знакомых мне хоббитов.

— Ни за что не поверю, что Горлум, пусть и издали, сродни хоббитам, — отрезал Фродо.— Быть этого не может!

— Однако это чистая правда,— заметил Гэндальф.— О чём другом, а о происхождении хоббитов я знаю побольше, чем вы сами. Даже из рассказа Бильбо родство вполне очевидно. О многом они с Горлумом одинаково думали и многое одинаково помнили. А понимали друг друга чуть ли не с полуслова, куда лучше, чем хоббит поймёт, скажем, гнома, орка или даже эльфа. Загадки-то у них были, помнишь, прямо-таки общие.

— Это верно,— согласился Фродо.— Хотя не одни хоббиты загадывают загадки, и все они, в общем, похожи. Зато хоббиты никогда не жульничают, а Горлум только и норовил. Он ведь затеял игру, чтобы улучить миг и застать Бильбо врасплох. Очень для него выходила приятная игра: выиграет — будет кого съесть, а проиграет — беда невелика.

— Боюсь, что так оно и было,— сказал Гэндальф.— Но было, полагаю, и кое-что другое, чего ты пока не уловил. Горлум — существо не совсем пропащее. Он оказался крепче, чем могли бы предположить мудрые,— совсем как хоббит. В душе у него остался заветный уголок, в который проникал свет, как солнце сквозь щёлку: свет из прошлого. И должно быть, ему было приятно снова услышать добрый голос, напоминавший о ветре и деревьях, о залитой солнцем траве и о многом, многом забытом.

Но, конечно же, это смогло вызвать лишь новый приступ злобы худшей части его души, и другого исхода нет, если только не удастся побороть эту часть. Если только возможно исцеление.— Гэндальф вздохнул.— Увы! Для него надежды мало. Но все же есть. Есть, хоть он и владел Кольцом Всевластия очень долго, так долго, что и сам не упомнит, с каких пор. Правда, он уже давно перестал то и дело надевать его — зачем, в кромешной-то тьме? Во всяком случае, он не «истаял». Он тощий, как щепка, жилистый и выносливый. Но душа его, разумеется, изъедена Кольцом Всевластия, и пытка утраты оказалась почти невыносима.

А все «глубокие тайны гор» обернулись бездонной ночью; открывать было нечего, жить незачем — только исподтишка добывай пищу, припоминай старые обиды да придумывай новые. Жалкая у него была жизнь. Он ненавидел тьму, а свет — ещё больше; он ненавидел всё, а больше всего — Кольцо Всевластия.

— Как это? — удивился Фродо.— Кольцо Всевластия же его «прелесть», он только о нём и думал? А если он его ненавидел, то почему же не выбросил или не оставил где-нибудь?

— Ты уже много услышал, Фродо, пора бы тебе и понять,— сказал Гэндальф.— Он ненавидел и любил Кольцо Всевластия, как любил и ненавидел себя. А избавиться от него не мог. На то у него не было воли.

Кольцо Всевластия, Фродо, само себе сторож. Это оно может предательски соскользнуть с пальца, а владелец никогда его не бросит. Разве что подумает, едва ли не шутя, отдать его кому-нибудь на хранение, да и то поначалу, пока оно ещё не вцепилось во владельца. Насколько мне известно, один только Бильбо решился его отдать — и отдал. Да и то не без моей помощи. Но даже Бильбо не оставил бы Кольцо Всевластия на произвол судьбы, не бросил бы его. Нет, Фродо, решал дело не Горлум, а само Кольцо Всевластия. И решило.

— Решило сменить Горлума на Бильбо, что ли? — спросил Фродо.— Уж вернее было бы попасться к какому-нибудь орку.

— Плохая тема для шуток,— сказал Гэндальф.— И не тебе над этим смеяться. Это-то вот и есть самое странное за всю историю Кольца, что Бильбо оказался тут как тут и нечаянно нашёл его в потёмках...

Зло не правит миром безраздельно, Фродо. Кольцо Всевластия пыталось вернуться к своему Властелину. Недаром предало оно Исилдура, соскользнув с его пальца, и недаром, когда подвернулся случай, его выловил бедняга Деагорл, а потом был умерщвлён. И не зря им завладел Горлум. Горлума оно понемногу источило — но дальше-то что? Он мелкий и жалкий: и пока оно было при нём, он оставался в своём озерце. И вот когда подлинный его властелин набрал силу и тянулся за ним своей чёрной думой из Лихолесья, оно бросило Горлума. Однако подобрал его не орк, не тролль, не человек, а Бильбо из Хоббитании!

Думаю, что это случилось наперекор воле Врага. Видно, так уж было суждено, чтобы Кольцо Всевластия нашёл не кто-нибудь, а именно Бильбо. Стало быть, и тебе суждено было его унаследовать. Мне в этом видится проблеск надежды.

— А мне не видится,— возразил Фродо.— Хотя не уверен, что понял тебя. Скажи лучше, как ты всё это выяснил — про Кольцо Всевластия и про Горлума? Ты действительно знаешь, а не строишь догадки?

Гэндальф поглядел на Фродо, и глаза его блеснули.

— Я многое знал и многое выяснил,— ответил он.— Но тебе, знаешь ли, я не собираюсь докладывать обо всех моих поисках. История про Элендила, Исилдура и Кольцо Всевластия известна всем Мудрым. И твоё Кольцо Всевластия — именно это, судя по одной только огненной надписи, не говоря уж о других признаках...

— А это ты когда открыл? — перебил его Фродо.

— На твоих глазах в твоей гостиной,— жестко отвечал маг.— Но я заранее знал, что мне это откроется. Я много путешествовал и долго искал — а это последняя проба. Последнее доказательство, и теперь всё ясно. Нелегко было разобраться, при чём тут Горлум и как он затесался в древнюю кровавую историю. Может, мне и надо было начинать догадки с Горлума, но теперь я догадок не строю. Я просто знаю, как было. Я его видел.

— Ты видел Горлума? — изумлённо воскликнул Фродо.

— Да, видел. Без него не разберёшься, это понятней понятного. Я долго пытался добраться до него, и наконец мне это удалось.

— Что ж с ним случилось потом, после Бильбо? Это ты знаешь?

— Довольно смутно. То, что я рассказал тебе, рассказано со слов Горлума: хотя он-то, конечно, не так рассказывал. Горлум — превеликий лгун, и каждое его слово приходится обчищать. К примеру, Кольцо Всевластия у него так и оставалось «подарочком на день рожденья» — будто бы от бабушки: у неё, мол, много было подобных безделушек. Дурацкая выдумка. Конечно, бабушка Смеагорла была женщина властная и хозяйственная, но чтобы в её хозяйстве водились эльфийские кольца — это вряд ли, и уж тем более вряд ли она стала бы дарить их внукам на дни рожденья. Однако враньё враньем, а зерно истины в нём скрыто.

Горлум никак не мог забыть, что он убил Деагорла, и всеми силами защищался от собственной памяти: грыз в темноте кости, повторяя своей «прелести» одну и ту же, одну и ту же ложь, пока сам в неё не уверовал. Ведь правда же, тогда был его день рожденья и Деагорл должен был подарить ему Кольцо Всевластия. Оно затем и подвернулось — ему в подарок. Это самый настоящий подарок на день рожденья — и так далее в том же роде.

Я терпел его бессвязную болтовню сколько мог, но любой ценой надо было добиться правды, и пришлось мне обойтись с ним круто. Я пригрозил ему огнём, и он наконец рассказал всё, как было,— понемногу, огрызаясь, истекая слюнями и слезами. Его, видите ли, обидели, унизили и вдобавок ограбили. Я у него выпытал и про загадки, и про бегство Бильбо, но вот дальше — тут он словно онемел и только выхныкивал иногда мрачные намёки. Видно, какой-то ужас сковывал его язык, и я ничего не мог поделать. Он плаксиво бубнил, что своего никому не уступит и кое-кто узнает ещё, как его пинать, обманывать и грабить. Теперь у Горлума есть хорошие, такие чудесненькие друзья — и они очень даже покажут, кому надо, где орки зимуют. Они ему помогут, и Торбинс-ворюга ещё поплатится. Он ещё поплатится и наплачется, твердил Горлум на разные лады. Бильбо он ненавидит люто и клянет страшно. Но хуже другое: он знает, кто такой Бильбо и откуда явился.

— Да кто же ему сказал? — взволновался Фродо.

— Ну, если на то пошло, так Бильбо сам ему сдуру представился, а уж потом нетрудно было выяснить, откуда он явился,— если, конечно, выползти наружу. И Горлум выполз, ох, выполз. По Кольцу он тосковал нестерпимо — тоска эта превозмогла страх перед орками и даже его страх перед светом. Протосковал он год, а то и два. Видишь ли, Кольцо Всевластия хоть и тянуло его к себе, но уже не истачивало, как прежде, и он понемногу начал оживать. Старость давила его, ужасно давила, но вечная опаска пропала; к тому же он был смертельно голоден.

Любой свет — что лунный, что солнечный — был ему нестерпим и ненавистен, это уж, наверно, так с ним и будет до конца дней; но хитрости и ловкости ему не занимать. Он сообразил, что укрыться можно и от солнечного, и от лунного света, можно быстро и бесшумно пробираться тёмной ночью, когда мрак проницают только его белёсые глаза: и ловить всяких мелких беспечных зверушек. Его освежило ветром, он отъелся, а потому стал сильнее и смелее. До Лихолесья было недалеко; дотуда он, в свой час, и добрался.

— И там ты его нашёл? — спросил Фродо.

— Я его там видел,— отвечал Гэндальф,— но перед этим он проделал долгий путь вслед за Бильбо. А потом... толком-то я, пожалуй, так и не знаю, что было потом. Выяснить хоть что-то достоверное стоило великих трудов: он нёс какую-то околесицу, захлёбывался руганью и угрозами. «Что было у него в карманиш-шке?» — бормотал он.— «Он не сказал, нет, преле-с-сть. Гад, гад, гадёныш. Нечестный вопрос, нечестный. Он смошенничал, он, а не я, он правила нарушил. Надо было сразу его удавить, да, моя прелес-с-сть? Ничего, прелес-с-сть, ещё удавим».

И так без конца. Ты вот уже морщишься, а я это терпел изо дня в день, с утра до вечера. Ну, не совсем зря: по его обмолвкам я всё же понял, что он дошлёпал до Эсгарота и даже до улиц Дола, подсматривал и подслушивал. Большие новости гулко отдаются в Глухоманье, а очень многие слышали о Бильбо и знали, откуда он пришёл. Да на обратном пути, после победы в Битве Пяти Воинств, и мы не таились. Горлум на ухо востёр — он живо услышал и понял, что ему было надо.

— Почему же он тогда не выследил Бильбо до конца? — спросил Фродо.— Или он побывал у нас в Хоббитании?

— Да вот,— сказал Гэндальф,— в том-то и дело, что не побывал. Пошёл-то он к вам. Дошёл до Великой Реки и вдруг свернул. Дальней дороги он бы вряд ли испугался, не такой. Нет, что-то сбило его с пути. И мои друзья, которые выследили его для меня, того же мнения.

Первыми его свежий след без труда подняли лесные эльфы. Он вёл через Лихолесье и обратно: правда, поймать самого Горлума им не удалось. А лес был полон жуткой памяти о нём, перепугались все зверушки и птицы. Лесорубы говорили, что явилось новое чудище: призрак-кровопийца. Он взбирается по деревьям к гнёздам, заползает в норы и ворует детёнышей, проскальзывает в окна к колыбелям.

От западной окраины Лихолесья след повернул назад, потом, петляя, повёл на юг, вывел за пределы владений лесных эльфов и затерялся. Тут-то я и сделал большую ошибку. Да, Фродо, ошибку, и не первую; боюсь, только, что самую опасную. Я оставил его в покое — пусть идёт, куда хочет. У меня была куча срочных дел, и я по-прежнему верил в мудрость Сарумана.

С тех пор прошло много лет. Я заплатил за свой просчёт чёрными, трудными днями. Когда я понял, что мне позарез нужен Горлум — а это было после ухода Бильбо,— след его давно потерялся. И поиски мои были бы тщетны, но меня выручил друг по имени Арагорн, лучший следопыт и охотник нынешних времён. Вместе с ним мы прочесали всё Глухоманье без особой надежды и понапрасну. И когда, отчаявшись, я решил бросить поиски и занялся другим, Горлум вдруг нашёлся. Мой друг едва ли не чудом вернулся из смертельно опасного путешествия и приволок это жалкое создание с собой.

Чем Горлум занимался всё это время, так и осталось тайною. Он обливался слезами, называл нас скверными и жестокими, а в горле у него клокотало: «горрлум, горрлум». Даже под угрозой огня он только хныкал, ёжился, заламывал свои длинные руки и лизал пальцы, словно обожжённые, будто они напоминали ему о какой-то давней жестокой пытке.

Ибо Враг выпытал у него, что Кольцо Всевластия нашлось. Он знает, где пал Исилдур, знает, где Горлуму досталось Кольцо Всевластия. Знает, что это Великое Кольцо Всевластия: оно дарует нескончаемую жизнь. Знает, что это не одно из Трёх эльфийских: эльфы их сохранили, и в них нет мерзости, они чисты. Знает, что это не одно из Семи гномьих или Девяти мертвецких: с ними всё ясно. Враг понял, что Кольцо Всевластия — то самое. И вдобавок услышал про хоббитов и Шир.

Может статься, он сейчас его и отыскивает — если уже не нашёл. И знай, Фродо, что ваше родовое имя, долго пребывавшее в безвестности, тоже всплыло заодно с прочим.

— Но ведь это ужасно! — вскричал Фродо.— Ужасней ужасного! Даже твои жуткие намеки и неясные остережения так меня не пугали. Гэндальф, о Гэндальф. надёжный мой друг, что же мне делать? Теперь вот мне по-настоящему страшно. Скажи, Гэндальф, что мне делать? Какая всё-таки жалость, что Бильбо не заколол этого мерзавца, когда был такой удобный случай!

— Жалость, говоришь? Да ведь именно жалость удержала его руку. Жалость и милосердие: без крайней нужды убивать нельзя. И за это, друг мой Фродо, была ему немалая награда. Недаром он не стал приспешником зла, недаром спасся; а всё потому, что начал с жалости!

— Прости, не о том речь,— сказал Фродо.— Страх обуял меня, но Горлума всё равно жалеть глупо.

— Не видел ты его,— сказал Гэндальф.

— Не видел и не хочу,— отрезал Фродо.— А тебя просто не понимаю. Неужели же ты, эльфы и кто там ещё,— неужели вы пощадили Горлума после всех его чёрных дел? Да он хуже всякого орка и такой же враг. Он заслужил смерть.

— Заслужить-то заслужил, спору нет. И он, и многие другие, имя им — легион; а посчитай-ка таких, кому надо бы жить да жить,— но они мертвы. Их ты можешь воскресить — чтоб уж всем было по заслугам? А нет — так не торопись никого осуждать на смерть. Ибо даже мудрейшим не дано провидеть всё... Мало, очень мало надежды на исправление Горлума, но кто поручится, что её вовсе нет? Судьба его едина с судьбою Кольца, и чует моё сердце, что он ещё — к добру ли, к худу ли — зачем-то понадобится. В час развязки жалость Бильбо может оказаться залогом спасения многих — твоего, кстати, тоже. Да, мы его пощадили: он старый и жалкий — таких не казнят. Он остался в заточении у лесных эльфов — но они обходятся с ним со всем милосердием, которое могут найти в своих мудрых сердцах.

— Всё равно,— сказал Фродо,— пусть даже и не надо было убивать Горлума. Но зачем Бильбо оставил себе Кольцо Всевластия? Лучше бы он вообще не находил его, и чтобы оно мне не досталось! Почему ты позволил мне оставить его у себя? Почему не заставил выкинуть или уничтожить?

— Позволил? Заставил? — сердито откликнулся маг.— Ты что, пропускал мои слова мимо ушей? Думай всё-таки, прежде чем говорить. Выкинуть его можно только по безрассудству. Подобные Кольца умеют заставить себя найти, и в недобрых руках способны принести великое зло. А самое скверное, что оно может попасть в руки Врага, да и непременно попадёт: он тянет его к себе могучим, тяжким усилием.

Да, милый Фродо, ты в большой опасности, оттого-то мне и неспокойно. Но ставки нынче такие, что опаснее всего — не рисковать. Однако помни, что, когда я отлучался, Шир был под неусыпным надзором и охраной. Раз ты ни разу не надевал Кольцо Всевластия, стало быть, оно не сможет склонить тебя ко злу, да и отпечатка не оставит, по крайней мере, надолго. Пока что — нет. А девять лет назад, при нашем последнем свидании, я ещё ничего толком не знал.

— Хорошо, нельзя выкинуть, так можно уничтожить: ты же сам сказал, что это давным-давно надо было сделать! — в отчаянии воскликнул Фродо.— Предупредил бы меня, написал бы,— и я бы с ним давно разделался.

— Да? А как? Ты пробовал?

— Нет, не пробовал. Но его же, наверно, как-то можно сплющить или расплавить?

— А ты попробуй! — сказал Гэндальф.— Возьми да попробуй!

Фродо опять достал Кольцо Всевластия из кармана и поглядел на него. Оно было чистое и гладкое, без всяких видимых надписей. Ярко лучилось золото, и Фродо подумал: какой у него густой и чудный отлив, как оно на диво скруглено. Изумительное и поистине драгоценное Кольцо Всевластия. Он вынул его, чтобы швырнуть в огонь, но вдруг понял, что сделать этого не может, что себя не переломишь. Он нерешительно взвешивал Кольцо Всевластия на ладони, старательно вспоминая зловещую повесть Гэндальфа; наконец собрал все силы — и обнаружил, что поспешно запихивает Кольцо Всевластия в карман.

Гэндальф невесело рассмеялся.

— Вот видишь? Уже и ты, Фродо, не можешь с ним расстаться, бережешь его от вреда. Не мог я «заставить» тебя — разве грубой силой, а этого твой рассудок не выдержал бы. И никакой силой Кольцо Всевластия не сломать. Бей его сколько хочешь шестипудовым кузнечным молотом — на нём и следа не останется. Да что там ты — я и то ничего с ним сделать не смогу.

В огне твоего камина и обычное-то золото не расплавится. А Кольцо Всевластия, ты видел, в этом огне только посвежело, даже не нагрелось. И во всей Хоббитании нет такого кузнеца, который мог бы хоть чуть-чуть его сплющить. Ему нипочём даже горнила и молоты гномов. Было поверье, что Великие Кольца плавятся в драконовом огне, но нет сейчас на земле, да и не было никогда такого дракона, в котором древний огонь горел бы с нужною силой. Даже сам Анкалагон Чёрный  не смог бы причинить вреда Одному Кольцу, Кольцу Власти, которое выковал сам Саурон!

Есть только один способ: добраться до Роковых Щелей в недрах Ородруина, огненной горы, и бросить Кольцо Всевластия в пылающую расселину,— если ты по-настоящему захочешь, чтобы оно расплавилось и стало навсегда недоступно Врагу.

— Да нет, я, конечно, очень хочу, чтобы оно... чтобы стало недоступно! — заторопился Фродо.— Только пусть это не я, пусть кто-нибудь другой, разве такие подвиги мне по силам? Зачем оно мне вообще досталось? При чём тут я? И почему именно я?

— Вопрос на вопросе,— сказал Гэндальф,— а какие тебе нужны ответы? Что ты не за доблесть избран? Нет, не за доблесть. Ни силы в тебе нет, ни мудрости. Однако же избран ты, а значит, придётся тебе быть, насколько сумеешь, сильным, мудрым и доблестным.

— Но у меня так мало и того, и другого, не говоря уж о третьем! Ты, Гэндальф,— ты и сильный, и мудрый. Возьми у меня Кольцо Всевластия, оно — тебе.

— Нет! — крикнул Гэндальф, вскакивая на ноги.— Будь у меня такое страшное могущество, я стал бы всевластным рабом Кольца.

Глаза его сверкнули, лицо изнутри озарилось тёмным огнём.

— Нет, не искушай меня! Ужасен Чёрный Властелин — а ведь я могу стать ещё ужаснее. Кольцо Всевластия знает путь к моему сердцу, знает, что меня мучает жалость ко всем слабым и беззащитным, а с его помощью — о, как бы надёжно я их защитил: чтобы превратить потом в своих рабов. Не искушай меня, не навязывай мне его! Я не смею взять его, не сумею стать просто хранителем; это выше моих сил: слишком оно мне нужно! Великие опасности ждут меня...

Он подошёл к окну, поднял шторы и отдернул занавески. В комнату снова хлынуло солнце. Мимо окошка, посвистывая, прошёл Сэм.

— Как видишь,— сказал маг, обернувшись к Фродо,— решать придётся тебе. Но я тебя не оставлю.— И он положил руку на плечо Фродо.— Я помогу тебе снести это бремя, пока это бремя твоё. Только не надо медлить. Враг не мешкает.

Настало молчание. Гэндальф снова сел в кресло и попыхивал трубкой: должно быть, задумался. И глаза прикрыл, но из-под век зорко следил за Фродо. А Фродо неотрывно глядел на тёмно-алые уголья в камине, только их и видел, и чудилось ему, что он заглядывает в глубокий огненный колодец. Он думал о легендарных багровых расщелинах древней и страшной Горы.

— Так! — сказал наконец Гэндальф.— Ну, и о чём ты размышляешь? Что решил?

— Ничего,— глухо откликнулся Фродо. Но огненная тьма вдруг выпустила его. Он снова сидел в светлой комнате, изумляясь яркому окну и солнечному саду.— А впрочем, решил. Насколько я тебя понял, придётся мне, наверно, оставить пока Кольцо Всевластия у себя и сберечь его, что бы там оно со мной ни сотворило.»